Откровения судебного медика [сборник] - Игорь Гриньков

Покров цивилизации, как показал XX век и начало нынешнего, оказался тончайшей пленкой, мгновенно испаряющейся при наступлении любых катаклизмов. Под этой пленкой по-прежнему проступает звериный оскал нашего пращура, движимого инстинктами, перед которыми бессильны любые религиозные, культурологические, социальные и экономические теории и реформы.

Разумеется, во все времена существовала горстка людей (крайне малочисленная количественно) — истинных «носителей духа», которые своим подвижничеством, служением и личным примером шаг за шагом пытались вывести самонадеянных «gomo sapiens» из состояния перманентной «первобытности» к более высоким вершинам.

Не думаю, что они сильно преуспели на этом поприще; основная масса человечества не вызывает у меня состояния неумеренного восторга. Люди — они и есть люди, и, может, желание превратить их в «полубогов» заранее обречено на неудачу. Поэтому будем принимать их такими, какие они есть; мы сами из их числа.

«Великий пролетарский писатель» говорил устами своего героя: «Человек — это звучит гордо!» Но как-то мало верится этому гуманисту после его апологетической книжки (с такими же достойными соавторами), где с благоговением описывались опыты воспитания «нового человека» при строительстве Беломоро-Балтийского канала.

Не менее достойный человек, Николой Амосов, в давнишней статье в «Литературной газете», посвященной общегуманистическим вопросам, а не проблемам кардиохирургии, которой он занимался всю жизнь и реально спас от смерти несколько десятков тысяч человек, писал, что, на его взгляд, человечество — это высшая раса приматов, отличительной чертой которой являются себялюбие и самолюбование, похотливость, агрессивность в сочетании с трусостью, непомерная алчность, стремление удовлетворять свои неумеренные потребности, умение легко адаптироваться (приспосабливаться) к окружающей среде и самоорганизовываться (при обязательном подчинении окружающих группе наиболее активных индивидов), легковерие, что объяснимо фактом, когда различные прохвосты и проходимцы увлекают своими лже-идеями целые народы, хорошо развитый мозговой аппарат, стремление к играм и самовыражению (отсюда проистекает искусство) и некоторая доля любопытства в сочетании с жаждой деятельности, за счет чего и происходит развитие науки и так называемый прогресс.

Лично мне ближе точка зрения умного, циничного врача, чем «буревестника революции».

(Фамилии и имена обвиняемых, потерпевшего и свидетеля изменены.)

Золотой Ваня

Замысел написания этой книги давно вызревал в мой голове, но имел вид сырой и аморфный, не принимая, к счастью, характер графоманского зуда. Какие-то заметки и наброски беспорядочно валялись в ящике письменного стола даже не в качестве потенциального материала для будущих очерков, а как-то так, на всякий случай. Четкой концепции предстоящей работы тоже не было.

Побудительных мотивов для перехода от идеи к ее практическому воплощению оказалось три.

В последнее время появилось довольно много книг наших собратьев-экспертов из различных регионов страны (не учебников и монографий, а публикаций, скорее, тяготеющих к документальной тематике, иногда — к почти художественному жанру), разных по уровню, содержанию и остроте пера. Вот меня и посетила мысль написать «что-то» о делах наших экспертных. Конечно, осознавая ограниченность своих литературных способностей, я не претендую на появление бестселлера всероссийского значения или некоей «нетленки», но желание написать о людях, с которыми проработал бок о бок около 25 лет, имелось. Они этого заслуживают.

Вторым мотивом был долг перед Иваном Максимовичем Кирюхиным, моим непосредственным шефом с 1980-го по 1998 год, память о котором я давно каким-то образом хотел увековечить (да простит меня читатель за такое самомнение и нелюбимый мной «высокий стиль»).

Третий мотив оказался самым прозаическим и банальным — у меня неожиданно появилась масса свободного времени, к сожалению, вопреки моему собственному желанию. Получив в начале октября 2003 года в результате дорожно-транспортного происшествия травму левой ноги и находясь в гипсовой колодке, с кучей металла эпохи раннего конструктивизма в голеностопном суставе, я предавался философским размышлениям о превратностях человеческой судьбы, сопровождаемым туповатым разглядыванием потолка, пока меня не осенило — теряю время.

Поэтому, с трудом преодолев природную лень, я взялся за дело: запросил из архива Бюро старые экспертизы по некоторым делам и начал созваниваться со следователями, многие из которых уже вышли в отставку, но в свое время занимались интересующими меня расследованиями, чтобы получить дополнительную информацию и быть точным в каждой цифре и дате. Больше всего я опасался какой-либо путаницы и непредвиденного «ляпа», во избежание чего перепроверял все сведения «перекрестным» путем. Под рукой телефон с записной книжкой (звонки были и в МВД, и в прокуратуру РК, судьям, друзьям, имеющим доступ в «закрома» Госкомстата, в п. Большой Царын — А. Б. Бадаеву, позже в г. Грозный — С. М. Пашаеву, на телевидение — А. Иванову, археологам, юристам). Многие приезжали ко мне на квартиру, привозя с собой нужные документы, книги, фотографии. Всем этим людям — моя большая благодарность!

По другую руку — кофе, чай, сигареты (для стимуляции умственной деятельности), толстые, покрытые архивной пылью папки со старыми экспертизами. Наезжающая временами из Волгограда дочка Юля, студентка-медик, была на первых порах моим главным критиком, рецензентом и, если хотите, музой-вдохновительницей.

В некоторые периоды болезни наступала хандра, когда хотелось все бросить, но так как в круг моей затеи прямо или косвенно оказались вовлеченными немало людей, я просто не имел права останавливаться на половине пути.

Постепенно погружаясь в работу, я ограничил количество и тематику сюжетов, резко сузив задачу, поскольку первичный материал оказался поистине безграничным. Темы очерков отбирал по принципу, чтобы читать было интересно неподготовленному человеку, то есть не обязательно медику или юристу. Поэтому имеются некоторые упрощения специальных вопросов, сделанные сознательно.

Участвуя за свою профессиональную деятельность примерно в двух десятках эксгумаций (я считаю только те эксгумации, которые проводились как официальное процессуально-следственное действие; исследованных трупов, извлеченных из земли, было на несколько порядков больше), я выбирал случаи по нескольким критериям:

— писать только о том, в чем сам принимал непосредственное участие. Комментировать чужую работу не совсем этично, да и не знаешь всех подробностей и нюансов дела;

— брать не обязательно увлекательно закрученные в следственном плане эпизоды, меня больше привлекала возможность показать читателю экспертную «кухню» при расследовании убийств;

— попытаться показать движение от простого к более сложному.

Что касается фактологической стороны сюжетов, то здесь я старался быть безупречно точным, без малейшего намека на домыслы, натяжки и преувеличения. Мои же рассуждения по поводу УПК и УК РФ, политики Минздрава России и средств массовой информации, оценка некоторых персонажей — это сугубо личная точка зрения, которая может не совпадать с официальными трактовками.

Теперь я хотел бы перейти к короткому рассказу о человеке, которого уже нет среди нас, но который оставил глубокий след в моей жизни и кому посвящена эта книжка. Это Иван Максимович Кирюхин. К нему как нельзя больше подходит древнее латинское изречение: «Aliis inserviendo consumor» — «служа другим, сгораю» (девиз свечи, эмблемы врачевания). Действительно, в 2000 году, в свои 64, он «сгорел» от рака.

Возможно, это самая ответственная для меня часть работы, потому что так не хотелось, чтобы слова о нем напоминали недавние передовицы в советской печати о замечательных людях и передовиках производства. Давно замечено, что написать что-нибудь хорошее гораздо сложнее, поскольку трудно избежать затасканных фраз-клише, отдающих лакированной фальшью, чем откровенно сатирический материал. Наверное, поэтому положительные персонажи в мировой литературе выглядят куда бледнее, чем более рельефные, по-своему обаятельные, негодяи, мерзавцы и жулики.

Шеф — Иван Максимович Кирюхин

…Огненно-рыжеволосый пензенский парень, окончив в 1957 году Ставропольский медицинский институт, приехал по распределению в Калмыкию, которая возрождалась после войны и хрущевской реабилитации, да так и остался тут. Сначала он работал в Приозерном районе (ныне Кетченеровский) и дослужился до должности главного врача. В 1964 году приказом Минздрава КАССР он был переведен экспертом в Бюро судебно-медицинской экспертизы республики и в этом же году возглавил эту службу (должность руководителя Бюро СМЭ называется не главный врач, а начальник).